Напротив, ровно посередине залитого солнцем окна, сидела девушка. Вся в прыщах. И тоже давилась. Не сводя с Маргариты своих светлых прыщавых глаз, девушка давилась желанием что-то у нее спросить. Это было так очевидно, что М. начала судорожно копаться в отсеках своей плохой памяти, силясь припомнить уставившееся на нее лицо. Знакомы мы что ли? Не нашлось такого. Тогда она вспомнила, как часто люди, которых она впервые видела, морщили нос, потом лоб и, наконец, говорили, что видели ее по телевизору, только не могут вспомнить, в какой программе, и что она нисколько с тех пор не изменилась. Но вряд ли девушка эта была из их числа. Она, видимо, уже давно сидела напротив окна, поскольку стол перед ней был пуст, и глаза тоже. Кроме желания прицепиться к кому-нибудь, в них больше ничего не читалось. Поединок взглядов прервал телефонный звонок. Звонил маргошин телефон. После слов «Райкин, король Лир, интервью», глаз девушки она уже не увидела – они были с другой стороны туловища, теперь разглядывавшего пешеходов за стеклом. Облегченно вздохнув, М. отхлебнула бумажный кофе и направилась в туалет.
Едва она закрыла за собой дверцу, из соседней кабинки раздался приятный дамский голос: «Добрый день!» Марго вздрогнула. Недрогнувший голос продолжил: «Скажите, пожалуйста, это вы хотели снять квартиру?» На другом конце мобильного провода что-то ответили, в кабинке завязался разговор. Но Маргарита его уже не слышала, ее информационный голод был утолен. Она вышла на улицу и, слившись с тверской толпой, потекла ко входу в метро. Домой.
На лестнице, под высоким, необыкновенной красоты мозаичным потолком с маяковскими стихами, прямо перед турникетами стоял дядька. Обыкновенного роста и совсем обычной наружности, он пел частушки. Под его «целовались бы еще да болит влагалище» всякий заплативший в кассу часть своей зарплаты получал доступ в недра Москвы.
Удивительное дело, – думала Марго, двигаясь к турникету с высоко поднятой головой и по дороге отыскивая знакомые места в мозаичных стихах, – заходят люди, любуются потолком, хватают за хвост гениальные строки, а о чем думают в этот момент? О художнике, который придумал, об архитекторе, о плиточниках, которые выкладывали, о вахтерше, которая знает наизусть, о частушках сомнительной наружности… О чем угодно, только не о самом Маяковском, в честь которого трудились все вышевспомненные, и тем более не о его возлюбленной Лиле Юрьевне Брик, которой половина звезд с этого неба и предназначалась. А они, между прочим, Брик с Маяковским, писали друг другу нежные письма. «Мине тибе хочется». Орфография, кстати, вполне соответствует сегодняшней новомодной и безответственной. Они, конечно, дурачились. Но как любили… Блин.
Проходя мимо самодеятельного певца, выступавшего, видимо для собственного удовольствия, поскольку емкостей для сбора денег вблизи него не было, народ улыбался. И не останавливался. Хорошего настроения хватало до середины эскалатора, далее вниз лица пассажиров темнели. На общем фоне иногда выделялись яркие пятна. Мимо Маргариты проплыло одно из них. В удалявшемся розовом Марго узнала голову нахлобученной тетки. Радостно выкрашенные волосы приковывали взгляд, тело их обладательницы – напротив. Оно было одето в ничем не примечательное пальтецо цвета песка. Сложись жизнь этой замученной квартирным вопросом дамы иначе, все было бы наоборот – сочетание «блондинка в розовом» показалась Марго более привлекательным. Она усмехнулась.
В метро Марго почти всегда везло. Именно отсюда она таскала сюжеты и аккуратно складывала их в свой журналистский загашник, который, как она надеялась, вскоре вполне мог бы превратиться в нечто литературное. Она хотела написать об этом «подмосковном» обществе случайных людей. И метро, в качестве знака ответного внимания, дарило идеи. Иногда совершенно неожиданные и страшные. Вот недавно ехала она по рыжей ветке, думала о чем-то личном и вдруг услышала голос диктора: «Станция Площадь Ногина, платформа справа». И увидела как маленькая девушка с большими серыми глазами, стоявшая у дверей и приготовившаяся выйти, вдруг растерялась, поняв, что здесь и сейчас ей не откроют, постояла в нерешительности, и только когда в вагон с противоположной стороны стали заходить люди, поспешила выйти, с трудом протиснувшись сквозь толпу. В жизни, подумала тогда Маргарита, все ровно также. Принял решение – все десять раз взвесил, обдумал, обговорил, прикинул что будет если не, просчитал варианты, проверил аргументы, все правильно – принял. Набрал воздуха в легкие, приготовился шагнуть (или сказать) – а платформа, блин, справа! А на схеме этого не видно. Это нужно знать. А чтобы знать – разочек прокатиться.
Была у Марго с недавних пор и любимая станция – Площадь Революции, открытая ею недавно, а обществом в 38-м году (об этом она прочла на одном из плакатов, расклеенных в вагонах к юбилею Метрополитена). Станция загадочная и блестящая. У населяющих ее скульптур, среди которых числятся матрос с флажками, комсомолка с винтовкой, красноармеец с женским лицом и впопыхах сложенным парашютом, колхозница с петухом и еще десятка два прочих, некоторые части тела начищены до блеска, сияют и дразнят. У кого нос, у кого гребешок, у кого коленка. Человеку невнимательному объяснить сей удивительный факт вряд ли удастся, а Марго уже не один раз наблюдала, как в прибывающей на перрон толпе нет-нет да и найдется кто-нибудь, кто, проходя мимо фигур, подпирающих своды, обязательно дотронется хотя бы до одной из них. Но не до всякой. Очень популярен нос у собаки красноармейца. А вот, например, спортсмен с мячом и девушка с книгой никого не интересуют. И ребенка у женщины никто не трогает. Объяснения этим действиям Марго не нашла, но предположила, что это к удаче – дотронешься и день хорошо пройдет, или вечер, или ночь, у кого что. Спросить как-то неудобно. Это все-таки личное. Московское. Отличное.
А вот переход с любимой станции на зеленую ветку радовал мало. Он все время всех наклонял. Ненавязчиво полз вверх, настойчиво предлагая принять упор. Что Марго и делала, в конце пути получая вознаграждение – почти всегда на последней площадке пела лысая скрипка. Хорошо пела, с душой.
«Прошу вас!» – молодой человек, очевидный студент пропустил Маргариту в вагон. Дал возможность порадоваться за подрастающее поколение – надо же, еще встречаются воспитанные кем-то люди.
Ехать было далеко, вокруг рассматривать было нечего, поскольку лица были замучены и черны, и Маргарита, достав из сумки несколько отпечатанных листов и дежурный карандаш для пометок, принялась читать. Дочитав, Марго аккуратно вложила листки в файл, файл – в сумку и вышла из вагона. На улице продавали живых раков, раки просили пива, но у Марго в кошельке было всего 300 рублей – не разгуляешься. Сердито зазвонил мобильный телефон, требуя немедленного ответа «ты еще час назад выезжала с работы! долго нам тут голодными сидеть? или тебе все равно?!!» Пока телефон кричал, батарейка села, и телефон успокоился. Как и все вокруг. Маргарита открыла машину, села за руль и поворотом ключа вернула к жизни пятилитровый двигатель. Каблуки полетели на заднее сиденье. Огромный серебристый Мерседес выкатил со стоянки в ночь. Под аккомпанемент Бьорк.
На загородном шоссе было темно и пусто. Какое неожиданное счастье, подумала Марго. На «Максимум» шло вечернее шоу. Она всегда слушала это радио, и в основном из-за музыки, ей нравился набор из Колдплей, Депеш, Рамштайн, Сплинов и Ред Хот Чили Пепперс. Но сегодня двое ведущих чего-то бесконечно говорили, лалалала-лалала-лалала. Похоже, по заданию редакции искали варианты на вечер. Марго взяла и позвонила.
– Здрасьте, меня зовут Маргарита, и я еду в хорошей машине по загородному шоссе домой. Знаете, с каким чувством – мне вас жаль, мужики.
– Интересный голос. Отчего же?
– Оттого, что вам звонят сегодня – мало того, что мало, так еще и дамы, обедненные фантазией.
– Да, мы и сами не в восторге от предложений.
– Так вот у меня к вам по крайней мере четыре предложения. Во-первых, предлагаю отправиться со мной в мастерскую лепить горшки.
– Красиво… Не боги горшки обжигают. Так. А второе?
– Второе – поехать за город кидать снег.
– Что, некому?
– Да нет, есть кому. Просто весело это. Третье предложение – поехать кормить лебедей.
– Тоже красиво. Раковых шеек? А где? На собственном озере?
– Нет, к сожалению, собственное озеро замерзло. Но есть места. С подогревом.
– Нам нравится. А четвертое что? Даже интересно.
– А четвертое, я, пока озвучивала первые три, забыла. Но это и неважно. Может быть и пятое, и шестое. Просто дело в том, теперь вас ждет разочарование, если вы вообще можете испытывать это чувство, – дело в том, что я замужем, и сейчас еду домой к мужу и к ребенку, так что романтического свидания у нас с вами все равно не выйдет. Но. Я готова подарить свои предложения любой первой дозвонившейся до вас девушке, и может быть, у вас с ней что-нибудь получится.
